Дверь приоткрывается, показываются хитрющие глаза и широкая улыбка: это Юля, которую все домашние торжественно величают Юлией Степановной, в очередной раз проверяет, не ушла ли куда мама Вера. Незадолго до этого все три дочки буквально атаковали ее: висли на шее и карабкались на колени, засыпали градом просьб: одна хочет пить, вторая куда-то дела диск с музыкой, третьей просто интересно, что она делает… И постоянно: «мама», «мама» — две девочки беспрерывно повторяют это слово, будто пытаясь забыть, что еще недавно не было у них мамы, только воспитательницы и нянечки в доме ребенка. А их старшая сестра не отстает в борьбе за внимание, утверждая свои права на маму, у которой два года назад она была единственной.
Юля и Настя не просто девочки, которых взяли в приемную семью. У них подтвердили ВИЧ-статус, и это значило, что шансы обрести папу и маму, братьев и сестер были еще призрачнее, чем у других детдомовских ребятишек. Одно упоминание о ВИЧ сегодня моментально отпугивает потенциальных приемных родителей и усыновителей — они мало знают и о самой болезни, и об этих детях.
Но такое все-таки случается. И «1К» расскажет истории двух крымских приемных семей, которые выбрали детей с ВИЧ, правда, без настоящих имен, чтобы не подвергать их социальной опасности. Гораздо важнее понять, почему крымчане это сделали.
На две дочки больше
«Своих» девчонок Вера увидела лет пять назад в доме ребенка, куда регулярно приходила по работе, за плечами у Юли и Насти было около года в инфекционных больницах разных городов. «Тогда я не получила поддержки, да и уверенности в своих силах, своем решении еще не было, — вспоминает Вера. — Я еще знала очень мало и искала ответ на вопрос: а сколько проживут эти дети? И это же я потом постоянно слышала от других родителей. Ответ я получила, когда побывала в других странах, видела молодых людей, которым по 20 лет, а они родились с ВИЧ. И теперь уверенно говорю: впереди у них долгая полноценная жизнь, и от нас зависит, насколько она будет счастливой».
Потом были колебания: Юлю взять или Настю, ту или эту? Как ни странно, решающее слово сказала мама Веры, пожилая мудрая женщина, которую не испугал статус девочек. Она только попросила дочь еще рассказать о ВИЧ и потом заявила: «Бери обеих!» К тому времени девочек уже перевели в интернат из дома ребенка — конечно, они переживали и плакали, потому что и взрослому тяжело покидать знакомое место, расставаться с людьми, которые всегда были рядом. Но Вера добилась, чтобы на выходные девочек отпускали к ней в гости, они долго вместе гуляли, разговаривали, и только потом мама Вера начала интересоваться: а хотели бы они остаться с ней? К Новому году у Веры стало на две дочки больше.
Весь первый год, как у большинства приемных родителей, каких бы детей они ни брали, ушел на притирание друг к другу, привыкание, девчонки утверждались в новом для них мире, испытывали на прочность маму. Они делали для себя открытия, на которые способны только дети, чья жизнь протекала в казенном доме. Например, во время прогулок просили есть — не потому что были голодны, а хотелось попробовать что-то новое, а главное, получить еду не по распорядку. Однажды удивили Веру требованием купить болгарский перец, а когда та его дома разрезала, стали спрашивать: а мясо-то где? Они думали, что фаршированный перец продается с начинкой… Юля напугала маму тем, что в первые дни проводила много времени в туалете, Вера даже собралась вести ее к врачу: вдруг ребенок заболел? А той просто нравилось сидеть в отдельном помещении, на унитазе и спускать воду — там, где она жила раньше, уборные были другими.
Казенный дом, большие хлопоты
«Ой, с этим ребенком у вас не будет никаких забот! — говорили о шестилетней Даше в детском доме ее будущей приемной маме Оксане. — Она такая тихая, вы ее не увидите и не услышите». Даша действительно не была шумной, как другие дети, и даже иногда погружалась в собственные мысли и переживания, словно не видя того, что происходит вокруг. Девочка первые несколько лет жила с мамой. После ее смерти, попав в казенный дом, Даша замерла, мало двигалась, накормить девочку было проблемой, она будто не желала жить. Оксане пришлось приложить немало сил, чтобы отогреть этого маленького человечка. Сейчас Даша превратилась в общительное большеглазое чудо, ласкового и активного ребенка.
Посмотреть на Сережу Оксану попросила уже знакомая нам Вера. Та, пообщавшись с мальчиком, поняла: в интернате он пропадет. Сережа появился на свет в колонии, где его мама отбывала наказание. Многие женщины беременеют и рожают за колючей проволокой, рассчитывая на послабление режима, на то, что им скостят срок. Восьмимесячного младенца, которого мама «наградила» ВИЧ-инфекцией, женщина привезла к своей маме. Обещание «завязать и исправиться» она не сдержала. И спустя несколько лет умерла. У бабушки, которая питала слабость к спиртному, мальчика забрали.
Сережа прожил больше года в приемной семье, но там, что называется, не сложились отношения. Возможно, женщина, воспитывавшая Сережу, переоценила свои силы, пыталась втолкнуть его в рамки, которые полагала нормой для ребенка. И судя по всему, так и не приняла его диагноз. Во всяком случае, как рассказывал потом мальчик, ему отвели комнату, отдельный туалет и помещение для приема пищи. Он не имел права заходить на кухню, и для приемной мамы нарушение этого запрета стало последней каплей — Сережа ночью прокрался туда и взял вафли, он большой охотник до сладостей. Теперь у него новая семья, он живет с мамой Оксаной.
Мальчику время от времени нужно проходить лечение, и каждый раз пребывание в больнице для него стресс, он боится, что останется здесь навсегда или снова попадет в интернат. Уверения Оксаны и врачей в том, что он вернется домой, мальчик будто не слышит. «Он рыдает, слезы во-от такими огромными горошинами по щекам катятся, а я говорю и говорю, как его люблю и ни за что не оставлю», — рассказывает Оксана. Приемные родители, в семьях которых растут дети с ВИЧ, приняли их такими, какие они есть: со всеми диагнозами и сложностями, нажитыми за годы жизни в детдомах. И их кровные сыновья и дочери переняли такое отношение к новым членам семьи. Это жизнь, а не телесериал, поэтому не обходится без ревности, мелких ссор, капризов и испытания на прочность мам и пап. Те трудности, которые приходится преодолевать вместе, к вирусу не имеют отношения.
Под знаком ВИЧ
Юля и Настя из нашей первой истории росли, если можно так сказать, под знаком ВИЧ. В их группе были дети с таким же диагнозом, были малыши-счастливчики, рожденные «положительными» женщинами, но передачи вируса не произошло. Поэтому девочки достаточно спокойно воспринимали свой статус. Однажды Юля сообщила маме Вере: «Мне сказали, что у меня есть ВИЧ, а у моего братика — нет…» Братика ее усыновили, как только выяснилось, что он здоров. Вера спросила, что же это за болезнь, и услышала: «Это такой червячок, который, если не кушаю я, кушает меня». Вера с тех пор немало рассказала девочкам об их болезни, но так и не выяснила, что они думают на самом деле. Во всяком случае, сначала Юля на вопрос о ВИЧ отвечала хихиканьем. «Правильно, так всем и говори! — подбадривала ее мама. — Знаем о болезни ты, наша семья, врачи, а остальным до этого не должно быть дела!» С тех пор приемная мама очень много рассказала дочкам о заболевании, и они много знают о ВИЧ.
Научить детей тому, что они не обязаны оповещать всех и каждого о своем здоровье, необходимо. Во время жизни в доме ребенка каждый визит в Республиканский центр по борьбе с ВИЧ/СПИДом для Юли и Насти был своего рода выходом в свет, почти праздничным событием. Их нарядно одевали, везли через город, они видели множество незнакомых людей, встречались с врачами. Как-то Вера вместе с дочками проезжала в маршрутке по симферопольской улице Розы Люксембург, и вдруг девчонки хором закричали: «Мама, посмотри, вот СПИД-центр!» На них стали оглядываться пассажиры — не каждый день увидишь, как дети «приветствуют» учреждение, о местонахождении которого и не каждый взрослый знает.
Героиня второй истории — Даша, попав в семью Оксаны, просто расцвела, гордость била из нее фонтаном, приемная мама то и дело уговаривала дочку не рассказывать каждому встречному, кто она. Ведь Даша и на рынке могла заявить во весь голос понравившейся продавщице, как ее зовут, что жила она раньше в доме ребенка, а теперь с мамой.
А вот с Сережей все по-другому. Ему довелось пожить в интернате, где его диагноз ни для кого не был тайной. Его дразнили и обзывали, он настрадался. И свое заболевание мальчик воспринимает, как многие взрослые, — он отрицает ее, не верит и не желает принять. Антиретровирусная терапия (АРТ) назначается врачами на определенном этапе, когда организм уже не справляется с вирусной нагрузкой. Принимая два-три препарата в день, можно успешно противостоять болезни. Но Сережка истово верит, что до тех пор, пока не принимает таблетки, он не болен. Когда ребенок только попал в семью Оксаны, то первым делом поинтересовался у старших детей: «А вы знаете, что у Даши ВИЧ? Она таблетки принимает». И был удивлен, когда не увидел страха и замешательства, брат и сестра спокойно сказали, что все знают, его диагноз тоже, и вообще, мало ли кто какие таблетки пьет. Со своим приемным сыном Оксане придется еще немало повозиться: жизнь среди людей, которые не смогли принять Сережку с его заболеванием, нанесла мальчику удар.
Именно поэтому так важно как можно раньше дать таким детям семью. Узнать больше о ВИЧ, осознать, что приемные сын или дочь с таким диагнозом ничем не хуже тех мальчиков и девочек, что в детдомах и интернатах, сворачиваясь под одинаковыми казенными одеялами, мечтают о папе и маме.
Позитивное движение, по материалам сайта: http://1k.com.ua/339/details/2/1